Дмитрий Минченок вспоминает Владислава Пьявко – соловья-разбойника из Большого театра

6 октября не стало выпускника ГИТИСа, оперного певца Владислава Пьявко – последнего из плеяды больших оперных певцов Большого театра. О народном артисте СССР вспоминает драматург Дмитрий Минченок.

Не должен был он стать певцом... Никогда... Потому что был боевым офицером. А до этого курсантом ракетно-артиллерийского училища. А до этого – сыном врага народа... И жил в Норильске, за самым полярным кругом, в суровом краю вечной мерзлоты и зэков... В Норильском драмтеатре, где было полным-полно актёров-зэков, он мальчишкой из-за кулис наблюдал за никому не известным тогда Иннокентием Смоктуновским. Встречался со ссыльным Георгием Жженовым.

После окончания школы, не раздумывая, махнул в Москву в театральное училище. С первой попытки ни в ГИТИС, ни в «Щуку», ни в «Щепку» не взяли! Возвращаться домой «непоступленцем» было стыдно. Сын лётчика решил, что ему дорога только в армию.

Судьба уводила его всё дальше, дальше, дальше. Он захотел стать генералом, но пока стал курсантом бывшего царского Михайловского военного училища под Коломной...

Строевые песни и марши. Стук сапог о плац и мычание коров... Армейская идиллия... Стоит он однажды на посту, стратегический объект охраняет. Глухая ночь. Лампочка тусклая, тени ужасные... Вдруг где-то в пяти-шести шагах от себя слышит шевеление в кустах. Кричит: «Стоять!» А в кустах кто-то ползёт. Первый раз пальнул в воздух, второй – в кусты... Примчалось начальство: «Что за стрельба?» Курсант Пьявко докладывает: «Обнаружен диверсант». Полезли в кусты: ешкин кот, вместо диверсанта – дойная корова невинно убитая.

Жизнь – невероятная штука. За проявленную бдительность курсанту Пьявко вынесли поощрение – десять суток отпуска. Вот так во второй раз он оказался в Москве.

...Ноги сами понесли его куда-то, очнулся на площади. Кругом конная милиция. Огромный дворец. Что случилось? Видит, девушка стоит у колонны и на часы посматривает. Он к ней: «Девушка, где это я?» У той глаза округлились: «Ты что, парень? Большого театра никогда не видел?» «А что тут играют?» – спрашивает. «Поют, – отвечает, – пляшут. Сейчас спектакль начнется».

Девушка с билетом, как в сказке, провела курсанта через кордоны милиции, заслоны билетерш, завела на самый верх на галерку, договорилась о свидании после спектакля и... навсегда исчезла из его жизни.

Пьявко завороженно следил за всем происходящим на сцене, за артистами, за музыкантами в оркестровой яме: с верхотуры они казались ему почти игрушечными. Вышел какой-то человек в черном – ему зааплодировали, а он повернулся спиной к аплодисментам и начал махать руками. Зазвучала музыка.

Открылся занавес, появился небольшой человечек, запел и... вдруг превратился в великана, оставаясь им до конца спектакля.

Пьявко очнулся только на финальных аплодисментах, как будто провел все это время под гипнозом. Карликом, превратившимся в великана, оказался Марио Дель Монако. А партию Кармен пела Ирина Архипова...

«Будущий генерал» не знал, что через восемь лет он будет стоять на той же сцене вместо Дель Монако и петь с великой Архиповой. И сценический дуэт превратится в дуэт всей его жизни.

Как-то я его спросил, что самое опасное для оперного певца?

Он, не задумываясь, ответил: парез связок – полный паралич. Во время спектакля «залезешь» на самый верх, и вдруг – бац – от перенапряжения нервы откажут. И всё. Только сип, а голос навсегда потерян. Примеров не счесть.

Ни Паваротти, ни Доминго, ни Каррерас – никто из троих оперных «шоу-боев» не отважился спеть партию Гульельмо Ратклиффа в одноименной опере Масканьи. Ни один. Потому что до них семь других больших певцов сломались на ней. «Залезли» на верха и не смогли «слезть»... А Пьявко, когда ему позвонили из Италии и предложили, согласился. Может быть, отчасти из-за куража! Это было на пике его зарубежной карьеры.

«Куликовская битва» состоялась на сцене старинного театра Ла Гран Гуардиа в Ливорно, где до него выступали легендарные Марио Дель Монако и Мария Каллас. И его Гульельмо оказался из разряда легендарных, из тех, которые на века. Дамочки в первых рядах падали в обморок. Потому и получил золотую именную медаль «Владиславу Пьявко – Великому Гульельмо Ратклиффу» из рук самых больших оперных снобов – италь­янцев.

В нём никогда не угасал дух бунтаря, правдолюба и задиры. Однажды я случайно оказался свидетелем неожиданной сцены. Владислав Иванович подъезжал с Ириной Константиновной (Архиповой – нашей примадонной) к Большому залу консерватории. Следом за их машиной остановился какой-то «новорусский» джип. Водитель принялся истерично сигналить. Выскочил из машины и заорал на Пьявко: «Твою мать, вали отсюда, папаша!» Пьявко удивленно поднял голову и среагировал моментально – подскочил к амбалу выше его на голову, схватил за грудки и со словами: «Я тебе, сволочь, не папаша» – бросил на бампер джипа. Накачанный парень от страха – быстрее за руль и давай делать ноги. У самого Владислава Ивановича только шапка сползла набекрень. Да Ирина Константиновна разволновалась, как бы её Владислав парня не забил.

Он всегда вёл себя как Соловей-разбойник. Уникальный и неповторимый. Знаменитый антрепренер Сол Юрок называл его «бриллиантом в короне Большого», Екатерина Фурцева считала голос певца неповторимым. Жена диктатора Перона упала в обморок, когда услышала его верхнее до. Это не легенды. Это всё его жизнь. Нами так и не понятая...

Источник: «Мир новостей»