Театральный критик Вячеслав Шадронов опубликовал рецензию на спектакль Мастерской Валерия Гаркалина «Трёхгрошовая опера»

Театральный критик Вячеслав Шадронов написал рецензию на спектакль Мастерской Валерия Гаркалина «Трёхгрошовая опера».

На студенческие спектакли я последние годы очень редко попадаю, и только по какой-то особенной рекомендации; вот так, раз уж земля слухами полнится, сходил недавно в ГИТИС на «Толстую тетрадь» (Мастерская О.Л. Кудряшова, реж. Т. Тарасова) и теперь посмотрел «Трехгрошовую оперу» (Мастерская В.Б. Гаркалина, реж. А. Курганов) на площадке Учебного театра. Шесть лет назад в театре «Человек» тогдашние (получается, то был позапрошлый набор?..) ученики Валерия Борисовича показывали своих дипломных «Вдов» по Мрожеку, с того курса потом вышли и братья Россошанские (сегодня без них трудно представить многие постановки Владимира Панкова, уже в качестве завкафедрой – ! – принимавшего у нынешних студентов экзамен по мастерству), и Илья Маланин (сыгравший главную роль в «Тексте» Максима Диденко на сцене Театра им. Ермоловой):

Но кроме того знаменательно, что как те «Вдовы» Мрожека, так и теперешняя «Трехгрошовая опера» Брехта для самого Гаркалина – неслучайный выбор, а материал, в котором он сам когда-то не просто работал, но открыл нечто до него, может быть, неочевидное. В спектакле Алексея Курганова (не буду врать, с этим именем раньше, кажется, не встречался...) тоже сделана попытка – ну помимо возможности для обучения будущих артистов всем аспектам «синтетического» театра (от драмы до вокала, танца и клоунады) – что-то в Брехте переосмыслить, не теряя исходного запала, вызова, как сегодня сказали бы, «троллинга».

На сцене – три виселицы для «разбойников», что уже автоматически задает ассоциации более-менее однозначные, но уж насколько уместные по отношению к Брехту и убедительные в смысловом аспекте – большой вопрос... Александр Недомолкин в главной роли, Макхита, Мэкки-Ножа – образ в значительной степени романтический, местами просто до чистой лирики... Неожиданно, любопытно, и актер в таком имидже органичен – однако сомнения остаются и к финалу даже усиливаются. Из женских образов, по-моему, и самый яркий, и самый точный – Дженни-Малина, которую играет (и поет, танцует – одинаково блестяще!) Диана Хатамова.

Однако в целом, если честно, «кастинг» меня удивил, и создалось впечатление, что иные второ-, третьестепенные, эпизодические персонажи удались лучше, получились объемнее, чем некоторые ключевые. Лично мне хотелось зафиксировать в памяти прежде всего как бы «проходные» по сюжету лица: привлек внимание замечательный, очень «живой», пластичный Маттиас (Александр Лазин), или Тюремный охранник (роль по тексту куцая и «характер лепить» вроде совсем не из чего, но Илмарту Абдуллину придумана «фишка»: он, пока ходит вокруг клетки, где держат пойманного Макхита, поет на английском «Черного ворона» – остроумно и по делу!).

Стилизация под эстетику – и не только кабарешную, но и киношную – 1920-х годов, конечно, в случае с «Трехгрошовой оперой» не самое неожиданное, зато естественное, ненадуманное решение, опять же дает шанс молодежи и помузицировать, и запеть, и сплясать; а «окровавленные» воротники и манжеты – ну и руки «по локоть», разумеется – у бандитов добавляют «картинке» яркой условности. Но впридачу к тому в спектакле появляются фигуры откровенно аллегорические – солдат с оторванной головой в руках и «сестра милосердия», надо полагать, времен Первой мировой (и как предвестник Второй...), пара антропоморфных – в масках с клювами – «ворон»-падальщиц (рассчитывают дождаться добычи...), и – те же актрисы (и они же напоминают о двух несовершеннолетних сестрах, «совращенных» главным героем) – совсем уж «карнавальные», с портретами на квадратных головах-«коробках», Маркс и Дарвин (остается предположить – интеллектуальные, «духовные» предтечи катастроф 20-го века?.. впрочем, оба действительно жили в Лондоне, где разворачиваются события «Оперы нищих», а затем и «Трехгрошовой оперы»); а шайка, банда Макхита, сбиваясь в стаю, то и дело принимается завывать по волчьи.

Тем показательнее, что к финалу, после явления вестника – Всадника! (пускай и «карнавального», изображающего дедовским способом конного седока! разряженного в пух и перья!) на смену волчьему вою и вороньему граю приходит... мелодическая тема Баха (!), выкатываются после «спасения» (только что не «воскресения»!) героя-разбойника картонные фигурки льва и агнца (!!!), и сестра милосердия «пришивает» (буквально) оторванную башку безголовому солдату, возвращая заодно и его к жизни. Ну не знаю, стоило ли ради такого финала браться за Брехта  и Вайля (одни зонги использованы фрагментарно, другие звучат целиком, самые хитовые служат музыкальными лейтмотивами...) с их «сначала хлеб, а нравственность потом» и т.п. – при том что мне лично самому вульгарный марксизм Брехта и его лицемерные, фальшивые «левацкие» заигрывания поперек горла, но тут уж настолько перпендикулярно авторской идее мысль постановщика разворачивается, что даже отвлекаясь от более широкого контекста, исключительно в рамках отдельно взятого спектакля (с поправкой даже и на органичность визуальной стилистики, и на энергию студентов-исполнителей) затея не убеждает. 

Источник: Livejournal