Профессор ГИТИСа Ольга Тарасова: профессия балетмейстера передается из ног в ноги

Завершается такой непростой учебный год. На балетмейстерском факультете ГИТИСа показывают свои дипломные работы – полноценные спектакли – будущие хореографы. Возможно, кто-то из них оставит свой яркий след в истории русского балета, как это уже сделали многие из выпускников профессора ГИТИСа Ольги Георгиевны Тарасовой. 

Человек-легенда! Заслуженный деятель искусств РСФСР. Артистка Большого театра – она исполняла сольные партии в таких балетах, как «Конёк-горбунок», «Мирандолина», «Дон Кихот», «Раймонда», «Тропою грома», «Золушка» и многих других. Балетмейстер с мировым именем. Вот только некоторые из постановок Ольги Тарасовой: «Кисекбаш» (1958, Казань), «Лесная песня» (1961, Большой театр), «Подпоручик Киже» (1963, Большой театр), «Ала и Лоллий» (1966, Токио), «Поэма Экстаза» (1969, София), «Щелкунчик» (1978, Театр им.Абая), «Диалоги» (1979, Челябинск), «Я имя твоё пишу…» (1968, Одесса), «Жаклин» (1969, Муз. Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко), «Подпоручик Киже» и «Имя твоё…» были экранизированы. Сама Ольга Георгиевна выделяла среди своих постановок «Вальсы Прокофьева» в Одесском театре оперы и балета, так как все вальсы были пронизаны одной драматургической нитью. Уже больше полувека Ольга Георгиевна является педагогом кафедры хореографии ГИТИСа. Накануне дипломных спектаклей её нынешнего выпуска Ольга Георгиевна дала La Personne интервью, где рассказала интересные эпизоды своего творчества и дала напутствие молодежи. 

– Ольга Георгиевна, большое спасибо, что согласились дать интервью! 

– Да, я не очень, как это сейчас называют, медийное лицо. Обо мне никто ничего не знает (улыбается). 

– Не думаю, что ничего не знают, ведь когда в ГИТИСе объявляется, что курс набирает Ольга Тарасова, очень большой ажиотаж на вступительных экзаменах! И к Вам обычно идёт довольно интересная молодежь, наполненная… 

– Ох, не знаю, что будет в этом году! Поменялась система образования. И сейчас на балетмейстерский факультет могут подать документы просто после общеобразовательной школы. Именно профессионалов мало. И это очень досадно! Раньше должно было быть средне-специальное образование и ещё стаж работы в театре. 

Но… Что ж, посмотрим, как это будет в реальности. 

– Сейчас как раз идут дипломные спектакли Ваших выпускников. Вы считали, какой это у Вас выпуск? 

– Знаете, я не считала… С 1968 года я преподаю в институте. 

– Столько лет! Расскажите секрет, как с годами не пропадает вдохновение, желание приходить, рассказывать, учить? Не превращается ли работа педагога в рутину? 

– Я не могу сказать, что у меня что-то притупляется или происходит пресыщение. Дело в том, что каждый набор – это другие люди. И поэтому в соответствии с тем, кто пришёл, возникают иные методики, иной ход всего процесса. Поэтому не происходит того однообразия, которое, в общем, действительно могло бы быть, так как я всё-таки придерживаюсь программы. Которую, правда, я сама и написала (смеется). Эта программа нацелена на то, чтобы хореограф понимал – первоосновой для него все-таки является музыка. Это, к сожалению, не все понимают. Сейчас много эклектики. Музыку берут кусками, нарезают, соединяют… Чисто утилитарный подход. Вот я от этого всячески студентов пытаюсь оградить. Тем более, что музыкальная основа фактически дает план и ход развития их мысли и хореографического решения. 

– На что делали акцент Ваши педагоги, когда Вы учились на балетмейстера? 

– Моими педагогами в ГИТИСе были Ростислав Владимирович Захаров и Леонид Михайлович Лавровский. Они нам показывали наглядно, как делают свои спектакли. Например, Леонид Михайлович полностью показывал нашему курсу «Жизель» – каждую сцену, каждый эпизод. И ребята записывали это все. Я не могла записывать, так как была на этих занятиях самой Жизелью. Но в будущем это сыграло очень важную роль для меня. В 1965 году мне предложили поехать в Японию и поставить «Жизель», но точно так, как это идёт в Большом театре. Это как марка была!

– Вы упомянули программу, которой придерживаетесь в обучении. Есть замечательная методичка в библиотеке ГИТИСа. Но, когда Вы начали преподавать, её же не было, Вы же не сразу её написали? 

– Да, конечно. 

– А как Вы начинали преподавать? Опирались на опыт и наставления Ваших учителей? 

– В 1966 году я рассталась с Большим театром (завершился 20-летний стаж), до этого я уже много ставила, по несколько месяцев работала в Японии. В общем, танцевальная часть перешла в другую область. В 1967 году я ездила ставить в Болгарию. А Саша Лапаури (мой партнёр по некоторым постановкам), он уже преподавал в институте, спросил меня: «А почему бы тебе не заняться педагогической деятельностью?»

А у меня тогда было много предложений постановочных, и я не знала, как это всё совместить. Но Саша уверил меня, что все возможно совмещать, институт отпускает на постановки. И вот в 1968 году я начала преподавать. Но всё было не так просто (улыбается). Сначала я была ассистентом у Ростислава Владимировича Захарова. Уже не помню, года два-три. А потом он сказал: «Всё, ты готова!» И Ростислав Владимирович очередной набираемый поток поделил пополам. Так я стала уже руководителем курса. А программа и сама методичка появились, когда я защитила диссертацию. Название было «Хореографическое решение симфонической музыки». И отсюда уже пошло понимание, что без такого оснащения студентов не будет нужного результата. У нас нет законов, а в музыке есть. Самый первый и простой пример – тема с вариациями. Зерно в теме, а дальше развивайте. И самое дорогое – умение бесконечно развивать эту тему. В самой музыке наглядный пример! Но это одновременно и очень трудно, и мало кто это умеет. Этим приемом блестяще владел Дима Брянцев! Он мог из маленького хореографического зерна до бесконечности вить текст. А если это было связано с каким-то определенным персонажем, с образным решением, то это получалось очень симпатично. Хотя… наверное, можно и как-то по-другому преподавать… и ставить, наверное… (улыбается).

– А поначалу было ли Вам страшно или волнительно встать в один ряд с Вашими же учителями, с такими Мэтрами? 

– Нет, вы знаете, наши педагоги были людьми очень лояльными. Они очень просто общались со своими студентами, что уж говорить о коллегах. Мы не чувствовали в общении какого-то их величия. Они были доступны, просты, отзывчивы! 

– Ольга Георгиевна, Вы начали ставить спектакли, когда ещё танцевали? Каково было совмещать артистическую и хореографическую деятельность?

– Не знаю, как-то совмещалось (смеется). А если серьезно, то мне всегда было мало. Была постоянная жажда развития. И потом, многое было в стенах самого театра. Когда мы работали с Лапаури над «Подпоручиком Киже», часть труппы была на гастролях. А те, кто остались, были предоставлены нам на постановку. И они работали с невероятным энтузиазмом! Но это не мешало мне репетировать и танцевать свой текущий репертуар. 

Потом, когда Леонид Михайлович ушёл из театра и стал руководителем училища, он пригласил меня поставить балет «Цветик-семицветик». Но раньше училище же здесь было, через улицу от театра. Это был, в общем, единый организм. Не было разграничения какого-то. И всё от этого только выигрывали! 

В 1965 году Ольга Георгиевна поставила для хореографического училища балет «Цветик-семицветик» по одноименной сказке Валентина Катаева. Балетмейстер сама выбирала исполнителей среди учеников училища. А выученные роли репетировали с детьми педагоги школы – Елена Жемчужина и Евгений Валукин (в будущем возглавивший кафедру хореографии ГИТИСа). Интересен тот факт, что одну из ярких ролей (Продавец мороженого) в том спектакле исполнял юный Вячеслав Гордеев, затем окончивший балетмейстерский факультет именно в мастерской Ольги Георгиевны, а сейчас являющийся заведующим кафедрой хореографии ГИТИСа. А спустя много лет ученица Ольги Тарасовой, выпускница ГИТИСа, Екатерина Парчинская поставила свой  «Цветик-семицветик» для балетной школы Йошкар-Олы. Тем самым, можно сказать, что этот спектакль продолжает жить и сегодня. [Примечание автора] 

– Вы уже упомянули, что с Александром Лапаури ставили балет «Подпоручик Киже», ещё с ним же был спектакль «Лесная песня». А как это – ставить балет с кем-то, совместно? Не возникало ли у вас споров, конфликтов? 

– У нас возникали споры, но творческие. Скорее, у нас была договоренность, мы находили компромисс. Совместная работа строилась на понимании. Это сложно объяснить на словах. Всё было в процессе. Какую-то мысль друг друга мы подхватывали и могли усложнить. А бывало и наоборот. Мне приходилось иногда что-то упрощать. Например, в пальцевой технике (все же Саше не так она была близка), я иногда понимала, что где-то нужно облегчить, особенно если это касалось танцев кордебалета или корифеев. 

А ведущие… Кстати, хотелось бы рассказать такой эпизод. У нас на первых ролях была Рая Стручкова. Она была очень требовательна и очень музыкальна! И вот однажды на постановке «Подпоручика Киже» в одной сцене мы воспользовались фрагментом из «Стального скока» Прокофьева, где музыка ритмически очень сложная, с преобладанием авангардистского звучания. И я сделала для Раи один круг виртуозный, как и положено для ведущей балерины, а ритмически она никак не могла уловить. И так в сердцах сказала: «Ну покажи мне Оля, как это сделать!» Я думаю, как мне это сделать, чтобы самой не ошибиться (смеется)! Бог помог, сделала я всё, как и задумала (смеется). И тогда Рая сказала: «Вот теперь я поняла». 

Понимаете, наша профессия, она все-таки передается из ног в ноги! 

– То есть балетмейстер должен быть не просто профессионал, но и на том же техническом уровне, что и артисты. И не просто артисты кордебалета, но и премьеры такого уровня! Это я возвращаюсь к разговору в начале, Вы сказали, что на хореографа могут прийти учиться просто после средней школы. 

– Да! К сожалению…  А, например, Юрий Николаевич совершенно замечательно показывал! Мне не пришлось бывать на репетициях Алексея Ратманского, но я вижу по телевизору, как он репетирует, как показывает, как погружен в процесс! Хореограф должен быть всё время в действии! А те, кто сами не являются профессионалами и не работают над собой, что они будут делать дальше?! Ведь вы же знаете: балетные труппы, если новый человек, балетмейстер, их не убеждает, они съедают в момент! Нужно быть настолько в этом отношении убедительным, чтобы завоевать доверие!

– Ольга Георгиевна, Вы родились в Киеве. Вас маленькой привезли в Москву, где жила Ваша тётя, великолепная драматическая актриса Алла Тарасова. Рассказывала ли она Вам о внутренней работе актёров, режиссёров, может быть, о каких-то тонкостях и нюансах профессии? 

– Нет, она со мной на профессиональные темы не общалась. Но… я с детства присутствовала на спектаклях Художественного театра. Меня когда-то спросил Слава Сех: «Откуда у тебя такая правдивость в жестах, в танце?» Я ему ответила: «Знаешь, когда посидишь на коленях у Москвина, правда входит в тебя, хочешь ты того или нет» (смеется). Но безусловно я заражалась художественным театром.

– То есть с детства Вы воспитывались на прекрасных спектаклях! 

– Да, но ещё и генетика очень забавно порой себя ведет. Не всегда непосредственно от родителей что-то переходит к детям. Вот у Аллы Константиновны был сын, у него по артистической линии не было ни способностей, ни желания. А вот почему у меня возникло, тогда как мои родители не были артистами? Не знаю. Когда я оканчивала училище, в одном отрывке из произведения «Два капитана» я играла Катю. Это была работа актёров (а раньше будущие артисты балета и актёры учились вместе, в одном здании, как раз где сейчас балетмейстерский факультет ГИТИСа), и у них был преподаватель Григорий Конский (актёр и режиссёр МХАТ, прим. LP). И он настаивал, чтобы я дальше шла по актёрской линии. И вот тут я посоветовалась с Аллой Константиновной. Она мне сказала, что данных для амплуа героини у меня нет: во-первых, я маленького роста, во-вторых, голос не такой зычный, как это нужно, ну и ещё какие-то моменты. И она мне посоветовала идти всё-таки по той стезе, по которой я уже шла. 

– А Ваш несомненный актёрский талант помогал позже в танцевальной карьере? 

– Думаю, да (улыбается). Был очень забавный эпизод. В спектакле «Тропою грома» (композитор Кара Караев, хореограф Константин Сергеев, – прим. LP) у меня была роль Матери главного героя, решенная Сергеевым очень интересно хореографически. Например, был такой фрагмент адажио Матери с Ленни, когда он уже, получив образование, вернулся в свое селение, – и как много лет назад Мать носила его на руках, так теперь он, возмужавший, носит на руках свою мать. 

Так вот про интересный эпизод. Дирижировал спектаклем Евгений Светланов. И на очередном спектакле в момент этого адажио Светланов так собрал оркестр, такое звучание произошло, что меня это захватило, как цунами накрыло – а я ведь знала досконально музыку, но вот такая интерпретация была у Светланова! А Марис Лиепа, исполнявший Ленни Сварца, пригласил на этот спектакль известнейшую актрису –Серафиму Бирман (кстати, достойная соперница Раневской). А я об этом не знала. И вот на следующий день после спектакля мы с Марисом встречаемся в артистическом буфете, и он мне так довольно строго говорит: «Оля!» Я насторожилась, не пойму, что происходит. «Ну что это такое! Я пригласил знаменитую актрису, чтобы она мне сделала какие-то пожелания, дала советы. А она мне всё время рассказывает о тебе!» (смеется). 

Так что да, актёрские задачи удавались, но у меня это все получалось само собой, без какого-либо преодоления. 

– И ещё с актёрской стороной у Вас связана жизнь. Ваш супруг – знаменитый актёр Анатолий Адоскин. Вы с ним познакомились уже после училища? 

– Да, это был 1950 год. Наша встреча и первое знакомство было в Концертном зале им. Чайковского на творческом вечере Чабукиани и Чикваидзе. Это был очень интересный вечер! Анатолий был у себя в театре каким-то комсомольским организатором концертов, и он подошел ко мне, сказал, что в театре Моссовета предстоит какой-то шефский концерт, не могла бы я принять участие. И я согласилась. Только спросила, что это за день. Поняла, что свободна и дала согласие. И впоследствии он мне говорил, что это его сразило наповал – так сразу, без всяких отговорок, человек дал согласие. 

Позже наше знакомство продолжилось в Одессе. Так оказалось, что и Большой, и театр Моссовета одновременно были там на гастролях. Вот так переросло в общение, а затем и в объединение (улыбается). 

– У Вас с супругом было разделение – работа, творчество и дом? 

– Нет, у нас не было разделения. Знаете, мы же прожили вместе 69 лет, и кто-то из его коллег меня недавно спросил, как вам удалось прожить такую жизнь?! А мы действительно как-то это обсуждали, сидя вот за этим же столом. С одной стороны, мы едины, что мы оба в творчестве. С другой стороны – каждый в своём. И мы всегда шли друг другу на встречу. И Анатолий уезжал на съёмки, и я уезжала надолго ставить спектакли. У нас никогда не было в этом отношении каких-то конфликтов или запретов. 

Однажды, я была в Японии полгода, а у нас уже дочка в школу пошла. И мы с ним как-то связались по телефону. Анатолий мне говорит: «Да все ничего. Но косички по утрам плести – это ужас!» (смеется). Вот такие размолвки. Поэтому и разность профессий, но и понимание, что мы в едином творческом потоке, дало нам прожить такую долгую совместную жизнь. Ну… и характеры, наверное, тоже (улыбается). 

 – У Вас есть и дочка, и внучка. Расскажите, пожалуйста, как Вы уходили в декрет, а потом возвращались в театр, восстанавливались, ведь в то время это было непросто? 

– Да спокойно (улыбается). Вообще не возникло никаких проблем! Единственное, я сначала окончила институт, так как училась очно. А в театре даже об этом не знали (смеется). Я никогда не брала никаких отпусков, не отпрашивалась. Сама не знаю, как я это совмещала. Думаю, помогло то, что институт находится рядом с Большим театром, и нужно было только лишь перебежать через Мосторг (тогда  ЦУМ так назывался). Были и такие моменты, например, в первом акте «Золушки» я танцевала, потом бежала сдавать экзамен, а к третьему акту возвращалась, меня быстро одевали в костюм, и я шла на сцену. Я, конечно, очень волновалась, боясь опоздать. И в институте было позволено заходить на лекцию не с начала. Когда я освобождалась от репетиций, сразу бежала в институт, пусть даже к середине лекции. Но это надо было бежать на Собиновский, теоретические предметы раньше там были. Но, знаете, это все преодолимо по молодости (смеется). А потом уже рождение дочки. 

– Сейчас молодые люди такие же активные по Вашему наблюдению? 

– Знаете, другое поколение, другие приоритеты, ценности… От педагогов это тоже зависит.  Леонид Михайлович никогда не пропускал уроков! И у нас не возникало такой мысли. Сейчас, к сожалению, бывает, что не приходят сами педагоги. Это, конечно, очень расхолаживает и студентов. 

– Среди Ваших выпускников – многие из них уже давно именитые хореографы – есть кто-то  наиболее Вам запомнившийся? 

– Первая сейчас в голову пришла Анжелика Холина. Она до сих пор держит со мной контакт, присылает свои видео. И она действительно очень одаренная, интересно по-своему осмысляет и претворяет хореографически музыку. Анжелика меня до сих пор спрашивает: «Как Вы вообще меня взяли к себе?! Я только после училища, ещё зеленая, ничего не понимающая!» Она училась в Литве. И я ей ответила, что, конечно, я не помню подробностей приёма, но убеждена, что Анжелика была очень музыкальна. Для меня это всегда решающий фактор! Потом очень интересной студенткой была Лена Богданович. Впитывала она все, как губка! Ира Корнеева выросла в прекрасного хореографа, ставит много спектаклей. В оперетте сейчас работает. Очень рекомендую посмотреть её работы! 

Миша Кисляров окончил у меня, но потом стажировался у Покровского, и пошел по линии оперно-музыкальных спектаклей. Из Казахстана Адамова Гуля была увлекающейся, развивающейся студенткой. У нее сейчас свой коллектив. А вообще, их так много (смеется). Я всех и не перечислю сейчас. 

– Ольга Георгиевна, что бы Вы пожелали сейчас молодежи? 

– Любить свою профессию! И…  погружаться в профессию. Вот на каких-то этапах ты вырос, не останавливаться! Ставить себе ещё задачи, углубляться, раздвигать рамки. 

Когда я окончила школу, в которой много разнообразных предметов – целый веер познаний, в конце августа я пришла в театр, был сбор труппы, потом сразу репетиции. И как-то в дневном перерыве я приехала домой и просто рыдала в подушку. Бабушка меня спросила: «Что такое случилось?» А я плакала, что не хочу в театр – там неинтересно, мне скучно (смеется). Она меня утешала, говорила, подожди, ещё что-то для себя найдешь. И я нашла! Я пошла в ГИТИС на заочный театроведческий. Это было очень сложно, надо было уйму всего читать. Потом открылся балетмейстерский факультет, стали приезжать хореографы из республик, им нужны были исполнители их учебных постановок. И, конечно, мы им помогали. А в какой-то момент я подумала, а, может, мне самой попробовать быть не только исполнителем, но и хореографом? Я сдала экзамены и перешла на балетмейстерский факультет. 

И всё это произошло именно от жажды знаний.

Вот пусть этот мой эпизод будет напутствием! 

Источник: «La Personne»