Театральная и продюсерская Лаборатории ГИТИСа открыли для жителей Саткинского района новые перспективы

В сентябре в Сатке работали две Лаборатории ГИТИСа – театральная и продюсерская. Они были разными по профилю, по аудитории и целям, но схожи по миссии – дать представление о современном театре.

Несмотря на то, что в Саткинском районе нет профессионального сценического пространства, уровень любительских театральных практик высокий. Интерес жителей Саткинского района и стал почвой для организации фондом сохранения и развития культурных инициатив «Собрание» двух Лабораторий ГИТИСа.

Театральная Лаборатория «Я хочу сказать», проводимая выпускницами ГИТИСа, молодыми режиссёрами Полиной Золотовицкой и Натальей Шургановой – новое слово в театре для жителей Сатки. Педагоги практически не пускали в репетиционный процесс посторонних, чтобы за ту неделю, что проходили занятия, молодые ребята могли раскрыться, понять, какие они на самом деле. Поэтому театральный эксперимент, показанный в камерном пространстве ДК «Магнезит», поразил зрителей своей честностью.

О современном театре с Полиной Золотовицкой и Натальей Шургановой поговорил обозреватель газеты «Саткинский рабочий».

– Полина, Наталья, расскажите, на какую географию рассчитан ваш проект – театральная лаборатория ГИТИСа?

Полина: Два года мы работали с подростками в Москве, и Сатка – наш первый большой выезд. Но мы планируем ездить с этим проектом в разные города.

– Как родился ваш дуэт?

Полина: Он родился на режиссёрском факультете ГИТИСа в Мастерской Олега Львовича Кудряшова – мы оказались однокурсниками. С первого курса стали сближаться и уже на четвёртом курсе начали работать вместе – мы понимаем друг друга, мы на одной волне.

– Подростки, в Сатке и в Москве чем-то отличаются друг от друга?

Наталья: На самом деле, мы думали, что да, они будут отличаться. Полина у нас европейская барышня, а я выросла в провинциальном городе, поэтому, как мне казалось, знаю ментальность, потому что сама была таким подростком. Почему родилась лаборатория? Когда я сама была в этом возрасте, не было интернета, и ты чувствовал стагнацию внутри региона и нуждался в этих знаниях, которые люди привозят из Москвы, из Питера, из каких-то других больших городов. Тем более не везде в России существует театральный контекст. Например, профессионального театра в Сатке нет. В первый день лаборатории мы выяснили, что большинство ребят не были в театре. А были – всего два: один на балете, а второй смотрел постановку Юрия Бутусова в Питере.

– На самом деле, это немного странно, потому что в Сатку разные театры со своими постановками приезжают часто.

Полина: Может быть, так совпало, что они на них не были. Есть ещё такой момент, что многие участвовали в постановках – насколько я понимаю, в Сатке много театральных инициатив – но не смотрели сами профессиональный театр.

Наталья: И наша лаборатория замешана на нескольких идеях. Во-первых, привезти в регионы какое-то другое слово. Нам с Полиной повезло – мы учились у великого мастера, и учимся по сей день, потому что остаёмся с ним в коммуникации. И второй момент – это гуманность. Подростки нуждаются в том, чтобы говорить со сцены. До приезда в Сатку мне казалось, что будет кардинальная разница между подростками в Москве и в Сатке. Разница есть, но она небольшая. Сейчас в лаборатории есть несколько детей, которые бесконечно талантливы и по мышлению, и по вкусу, и по самовыражению, и по желанию. Они совсем не отстают от московских детей, которые с точки зрения возможностей могут гораздо больше.

Полина: Да, согласна.

– Что за время лаборатории, возможно, получилось не так, как вы хотели? Или такого не было?

Полина: Мы попытались «впрыгнуть» за неделю в тот результат, который мы делаем несколько месяцев, правда, со встречами два раза в неделю, а не ежедневно. Это такой растянутый процесс, где есть время созреть для чего-то. А в Сатке – сжатый экспресс-интенсив, и это другой режим и для нас, и для участников. Но посмотрим, как всё получится. Есть ощущение, что несмотря на такие сжатые сроки, получились какие-то вещи. По крайней мере, внутри процесса мы заметили какой-то рост и результат.

– Среди участников больше тех, кто имеет театральный опыт в любительских коллективах, или тех, для кого это первый сценический опыт?

Наталья: Примерно 50/50. Есть ребята, кто с чистого листа, а есть ребята, которые занимаются в «Ярких людях», со школой определённой.

– Каким должен быть современный театр, чтобы, с одной стороны, подросткам хотелось его смотреть, а с другой стороны, создавать что-то своё на местном уровне?

Наталья: Мне кажется, что, во-первых, он должен быть нескучный. Неважно, какой это театр – подростковый или не подростковый. Он должен быть честный. И мне кажется, в век визуального восприятия мы все завязаны очень мощно на картинках, смайликах эмоджи и так далее. Мне кажется, что театр должен быть визуальным в первую очередь. Для подростков сесть и поговорить по-честному – непросто. Поэтому, с точки зрения выразительных средств, театр должен быть визуально выражен. Недостаточно просто поставить табуретки. Форм театра же огромное множество, например, в Москве есть Театр.doс и читки на «Любимовке». Подростку так не интересно, потому что он должен видеть какой-то визуальный ряд перед собой – и точки зрения участника, и с точки зрения зрителя. Но я могу ошибаться.

Полина: Я согласна с Наташей про честность театра как возможность разговора. Я бы так сформулировала: театр – это пространство диалога, не важно находишься ты на сцене или находишься ты в зрительном зале. Потому что мой опыт постановок для подростков, как для зрителей, показывает, что им нравится, когда в них «попадают», когда они чувствуют, что с ними разговаривают без каких-то специальных штук, а честно – о том, из чего состоит жизнь. Без прикрас.

Наталья: И метафор.

Полина: Метафоры, мне кажется, допустимы, но этот момент честного разговора и диалога очень важен для подростков. Потому что им неинтересно смотреть на театр, который происходит где-то там и их не касается. Подросток в своём мироощущении находится в переживании своих чувств, своего столкновения с миром, он через себя всё воспринимает. Это первый момент. И второй момент, это тоже похоже на то, что сказала Наташа про визуальные вещи, но я бы тоже чуть-чуть иначе сформулировала: их в принципе увлекают разные новые формы, какие-то перформативные подходы, междисциплинарные заходы, где не понятно то ли это инсталляция, то ли перфоманс, то ли театр. Опять же это сопряжено с их мироощущением, потому что подросток он как бы немного в протесте, в желании высказаться, выделиться, быть не таким. Поэтому такие провокативные, скажем так, формы театра очень модные и им близки.

– Случились ли какие-то личные и профессиональные открытия за время лаборатории?

Наталья: Наверное, да. Но если говорить про эти открытия, то они больше человеческого характера со встреч с ребятами. Потому что, когда ты видишь, что на первую встречу пришёл ребёнок, который совершенно закомплексован, и говорить ему совершенно не хочет. Его вроде и не мама заставила прийти, он где-то глубоко внутри хочет, но боится, не знает, комплексует. И когда ты к третьему дню обнаруживаешь, что он далеко не примерный ученик, а классный хулиган внутри, который может подурить, поиграть и любит это дело. Это действительно открытие. Очень много принесли ребята текстов, которые связаны с какой-то личной болью. И когда в первый день ты видишь ребёнка, который говорит, что ему к восьми вечера надо уехать, а черед два дня его за уши отсюда не оттащить, и он выучил свой текст, перестал болтать, потому что включился, стал что-то предлагать. Это, неверное, самое важное.

Мы с Полиной знаем друг друга много лет, и для нас, может быть, какие-то художественные открытия, которые мы совершаем в процессе, тоже есть, потому что мы не работаем на каких-то заготовках или структурах. Они, наверное, не так важны, потому что мы всё-таки живём в художественном мире, а человеческие открытия для меня крайне важны, и они есть. Например, у нас в спектакле есть несколько музыкальных произведений, которые принёс и спел ребёнок. А ты понимаешь, что это крутая музыка и крутой текст, и это не какая-то попса, которую любят и в основном слушают подростки, а что ему 15 лет, а он мыслит фактически наравне с тобой. И вот это, конечно, круто. Но это всё индивидуально. Потому что кто-то приходит, потому что это классно и современно, и к концу лаборатории ты понимаешь, что с ним что-то произошло, и он понимает, что это не просто классно и современно, а что это что-то настоящее и про него.  Ты, казалось бы, взрослый, всё понимаешь и всё знаешь, но когда встречаешь человека, который вдруг открывает тебе музыкальный мир со своей точки зрения, то это удивляет – по-человечески и профессионально.

Полина: Да. В основном, главное ­­– это человеческие встречи. Без них для нас с Наташей формат лаборатории и невозможен. Если не произошло человеческого, эмоционального контакта, взаимного восхищения.

«Продюсерская Лаборатория ГИТИСа длилась в Сатке несколько дней и была скорее исследовательской, чем практической. Старший преподаватель кафедры продюсерства и менеджмента исполнительских искусств ГИТИСа Игорь Овчинников и его студенты изучали город, общались с людьми», –   пишет корреспондент газеты.

Предполагается, что на основе этой работы в будущем студенты сформируют предложения для развития театральной сферы – и консервативного направления, и современного. Завершили свой визит гитисовцы открытой лекцией «Блеск и нищета театрального мира», которая проходила в «Арт-Сатке».

«Наша задача – создать театральные или околотеатральные проекты, которые в будущем можно было бы воплотить здесь, – сообщил газете Игорь Овчинников. – Как консервативного, так и современного толка. За эти два с половиной дня мы столько увидели, что требуется время, чтобы всё уложить в голове. Говорить о чём-то конкретном пока рано. Будем встречаться с ребятами, проговаривать, записывать идеи, дискутировать. Мы же всё-таки продюсеры, а не просто люди, у которых фантазия бьёт фонтаном. Нужно сделать расчёты. А предложения обязательно будут», – заключил он.

Источник: газета «Саткинский рабочий»