В память о ГИТИСовцах, погибших на войне

В преддверии праздника мы публикуем воспоминания о студентах ГИТИСа не вернувшихся с войны.

В ГИТИСе, как и почти в каждом институте, есть скорбный список людей, погибших на войне. Они так же, как и мы сегодня, поднимались по широкой институтской лестнице, помнящей шаги великих мастеров, брали книги в библиотеке, ходили на спектакли, репетировали, увлеченно спорили, готовились к экзаменам. Они мечтали стать актерами, режиссерами, театроведами, а стали солдатами, попав из пленительного мира театра в театр военных действий. Всего более двухсот человек ушли на фронт из ГИТИСа – студенты, преподаватели, сотрудники.

Одни вернулись, опаленные войной и слишком рано поседевшие. Многие из них умерли через несколько лет от последствий тяжелый ранений. Оставшиеся в живых составили цвет российского искусства и продолжают традиции института по сей день. Каждый из них заслуживает долгого и подробного рассказа. Но сегодня хотелось бы прежде всего вспомнить о тех, кто отдал свою жизнь, сражаясь за Победу, хотя любые слова меркнут перед их подвигом.

Вот имена героев: Наталья Качуевская, Дмитрий Лондон, Анатолий Погорельский, Петя Громцев, Михаил Гельман, Иосиф Явник, Евгений Котляров, Василий Пластинин, Борис Николаевский, Иван Коротков, Иосиф Паенсон, Григорий Циссер, Борис Кутаков, Юрий Арго, Матвей Яблонский, Абрам Айзенберг, Николай Тахтаров, Лев Балагуров, Салтан Дакаев, Петр Ефимов, Тапа Исаев, Кирилл Карпов, Иван Марченко, Константин Тупоногов, Сергей Серый, Астабек Мациев...

Они навсегда остались нашими ровесниками. Война застала их врасплох. Услышав эту страшную весть, они вдруг все объединились в страстном желании спасти, защитить, не дать врагу растоптать родную землю. Уже через несколько дней в составе батальона Красной Пресни на фронт ушли первые добровольцы: Миша Гельман, Андрей Гончаров, Толя Погорельский, Валя Невзоров, Петя Громцев, Петя Федотов.

В окнах автобусов, отвозивших на войну этих вчерашних студентов, отражалось яркое июньское солнце. Их провожали друзья, знакомые и незнакомые люди на улице давали последние напутствия. Толя Погорельский обладал задорным характером. По молодости лет ему и товарищам казалось, что все это ненадолго, что скоро кошмар кончится. Они уезжали на фронт веселые, окрыленные, как на экскурсию. Стоя на подножке автобуса, увозившего его в смерть, Толя громко пел маме, утиравшей слезы: «Ты мне что-нибудь родная, на прощанье пожелай!» Вместе с другими гитисовцами он воевал в кавалерийской сотне при стрелковой дивизии. В одном из боев вынес на руках раненого Андрея Гончарова.

Толя был смертельно ранен и умер в 1943 году в деревне Быково Ленинградской области. Говорят, он был хорошим актером, обладал режиссерскими способностями, пробовал писать пьесы. Его однокурсник Миша Гельман страдал туберкулезом. Он мог на законных основаниях остаться в тылу, но Миша стремился на фронт. Педагоги военной кафедры пытались отговорить его от этого шага, но он ответил им горячим протестом: «Вы не смеете меня задерживать, это мой долг!» Товарищи помнят Гельмана как очень активного, предельно честного человека, большого романтика и мечтателя. Он был первым из ГИТИСа, павшим на поле боя. Спустя несколько месяцев после начала войны его убило снарядом на глазах у Погорельского.

Перечитывая письма этих ребят, не перестаешь удивляться, с какой теплотой и нежностью пишут они о своих педагогах и однокурсниках. В сороковые ГИТИС был для них всем – институтом, где всегда царила необыкновенная творческая атмосфера, домом, в котором все было общим - и радости и неудачи.

«Нестерпимо, безумно хочется вернуться на курс. Но мой путь к нему - через войну, через победу.» Это писал Василий Пластинин. Счастье, что мы имеем возможность сегодня прочитать его фронтовой дневник. В нем раскрывается удивительно чистая и поэтическая натура юноши, писавшего под эхо орудийных залпов такие строки: «Всем моим существом я предан театру. Без него мне не жить. Цель, какая у меня цель в жизни? Учиться и стать хорошим, нужным людям актером. А еще победить фашистов». И накануне страшного боя: «Буду драться ожесточенно. Неужели убьют. Как жаль! Ведь мне всего восемнадцать. Я только начал жить!» Вася погиб в конце войны, в 1944 году, в боях за город Гайворон.

Мите Лондону предрекали большое будущее. Он был полон идей: Создать свой театр, где он смог бы проявить себя как актер, режиссер и художник. В письме к брату он сокрушался: «...обидно, что земля оборачивается вокруг своей оси всего лишь за какие-нибудь двадцать четыре часа и ни секунды больше. Это уж просто возмутительно! Дел у меня прорва».Необыкновенно упорный в работе, он отдавался любимому занятию со всей страстностью своей неугомонной натуры. Митя был любимцем А.Д. Попова. На его режиссерском плане «Бесприданницы» рука мастера начертала высшую похвалу: «Я так не умею». Митя был из тех, которые без лишних слов придут на помощь, если понадобится. Он сумел стать полезным везде: и в батальоне, и в качестве корреспондента фронтовой газеты «На защиту Москвы!», где часто появлялись его фельетоны и рисунки. Он также не дожил до Победы. Пулеметная очередь прошлась прямо по нему. Последними словами Мити Лондона были: «В руку, в грудь, в голову – ах, как жить хочется!» Это случилось в первый день весны 1942 года под деревней Дягилево Ленинградской области.

Матвея Яблонского тянуло из солнечного села Цебриково, что под Одессой, в Москву, к знаниям. Он готовился стать театроведом и с первого же курса проявил себя как талантливый человек, много знающий и хорошо пишущий о театре. Его друзья вспоминают о Матвее с теплотой, отмечая его главное качество - бескорыстность. Он нашел свой приют в знаменитых Брянских лесах, где Яблонский воевал в партизанском отряде. Товарищи-фронтовики так отзывались о Моте: «Он был необыкновенным, необыкновенным героем».

Война – не женское дело, об этом часто говорили и писали с фронта друзья Наташи Качуевской. Ее желание быть вместе с ними не было романтической причудой, она прекрасно знала о всех ужасах войны, но ничто не могло повлиять на ее решение. Легкая, изящная, величественная, с ясными глазами, в которых мелькал озорной огонек, - такой ее запомнили студенты и преподаватели ГИТИСа; сильной, отважной, не знающей страха - те солдаты, которых эта девушка вынесла с поля боя будучи санитаркой. Наташа героически погибла вблизи калмыцкого села Халхута. Сегодня ее именем названы школы, детские сады и улица недалеко от ГИТИСа, на которой жила Наташа.

Я не была знакома ни с Рафаилом Григорьевичем Корфом, ни с Яковом Михайловичем Рудиным. Не пришлось мне видеть их и на сцене. Но долгие годы я живу с ощущением, будто хорошо их знала. Сколько помню, на письменном столе отца стояла, да и сейчас стоит фотография Корфа. Они были добрыми друзьями. С женой Рудина, актрисой Валентиной Сергеевной Дуленко, я встречалась до последних ее дней. Когда театр сатиры уезжал в эвакуацию, то посчитал своим долгом взять семью Корфа. Мол, пропавшие без вести нередко возвращаются – не могли побороть ее трагического предчувствия, что Корфа и Рудина уже нет в живых.

По-разному складывались их творческие биографии, разные пути привели их в начале двадцатых в Москву, у каждого к этому времени уже сложилась актерская судьба. Но Сатира стала тем единственным театром, который помог блистательным комиком, но и талантливым режиссером. Вместе с Н.М. Горчаковым он поставил самый знаменитый довоенный спектакль театра «Чужой ребенок». Рудин считался ярким мастером эпизода. К тому же он стал известным эстрадным автором. И в наши дни по радио мы можем услышать в исполнении В.Я. Хенкина его монолог «Ночь на даче».

Рудина уже не было в живых, а бойцы в землянках продолжали смеяться и разучивать веселые куплеты, написанные Яковом Михайловичем. Рудин был душой всех вечеров, которые проходили в Клубе мастеров искусств, а затем в ЦДРИ. Он был азартным и смелым человеком. В 1929-м окончил школу верховой езды при 1-й отдельной Особой Кавалерийской бригаде; он первым из московских актеров в 1932-м совершил парашютный прыжок с самолета с высоты 1200 метров. В середине тридцатых Корф и Рудин создали эстрадный дуэт. Популярность их была огромна. Если зрители Театра сатиры читали в программке фамилию Рудин, они спрашивали: «Это тот Корф, который Рудин?». Уже в первую неделю войны в журнале «Крокодил» появился военный фельетон Рудина, в августе и сентябре еще два: «Грабь-армия» и «Берлинские разговоры».

– Вы слышали, герр Пуппе очень хорошо зарабатывает на войне?

– А чем он торгует?

– Черным крепом для траура.

Или такая блиц-зарисовка:

– Посмотрите, что делается с этим господином.

Он ерзает на стуле, хватается за голову, затыкает себе уши...

– Все очень просто. Сейчас по радио передавали сводку с Восточного фронта, а он настройщик роялей и не переносит никакой фальши.

Эти сценки игрались на призывных пунктах. Они вселяли уверенность в нашу победу, поднимали дух бойцов.

Корфа и Рудина друзья назвали неразлучниками. Вместе отправлялись они и на фронт в составе бригады No13. В нее входили 13 человек. Сбор быз назначен на площади Коммуны в 13 часов 13 сентября 1941-го. Нет, не число 13 стало для них роковым. Роковыми были события тех первых трагических месяцев войны. Актеры выехали в район Вязьмы. Они успели написать родным несколько писем: «Вот мы и в действующей армии. Настроение бодрое. Сейчас шел концерт под аккомпанемент артиллерийской канонады. Это наши бьют и здорово бьют! Принимают наши выступления грандиозно. Это здесь так необходимо. Просто непонятно, как в эти дни мы могли бы играть в Москве?». Последнее письмо Рудина от 27 сентября: «Вчера меня и Корфа премировали трофейным парабеллумом, а всю бригаду - автоматами. Продолжаем выступать...» Обстановка в этом районе обострялась с каждым днем. Актерам предложили вернуться в Москву или в крайнем случае перейти на обслуживание второго эшелона. Корф предложил продолжать работу. Но ситуация менялась уже по часам. Разговор об окружении стал страшной реальностью. Двинулись всей бригадой в сторону, указанную военными. Рядом рвались мины, обстреливали с воздуха. Осколком пули был ранен Корф. Его перевязали. Кто-то видел, как он с пледом через плечо побрел в сторону леса... Позже был найден окровавленный рюкзак Рудина...

9 мая в каждом доме, в каждой семье будут поминать своих, самых близких, оставшихся на дорогах войны. Не знаaю, какой спектакль в этот светлый и грустный день покажет Театр сатиры. Пусть даже самый смешной. Но верю, что к зрителям выйдут все его участники, молодое поколение сатировцев, и расскажут новому зрителю о своей собственной потере, о своих товарищах, основателях того Театра сатиры, который ровно 70 лет продолжает свой славный путь. Пусть и зрители знают эти имена: Рафаил Корф и Яков Рудин.

Марианна КРАСНЯНСКАЯ